Что пошло не так на «социалистическом» Востоке?

Что пошло не так на социалистическом Востоке? Как правило, ответ на этот вопрос варьируется от “всё” со стороны оппонентов до простого “Сталинизм” или даже “ничего” со стороны бывших сочувствующих и/или сторонников. Ответы охватывают политику или идеологии и периоды, начиная от первого советского правительства и революции 1917-го года (или даже раньше, с момента зарождения марксизма в 1848 году) до последнего правительства и реформ Михаила Горбачева с 1985 года. Что касается этого последнего советского периода, ответы также варьируются от “если не сломано, не надо чинить” со стороны тех, кто считал, что особых проблем не было вплоть до признания всей “системы” неработоспособной. Многие критики, придерживавшиеся промежуточной позиции, например, сам Горбачев (1987), признавали провалы и необходимость в некоторых изменениях, таких как перестройка, отрицая при этом необходимость полной трансформации. Прочие критики, однако, считают, что попытки Горбачёва исправить ситуацию реформами были ошибочными и в прямом смысле слова контрпродуктивными. Некоторые из этих критиков утверждают, что, если бы не политические ошибки самого Горбачева, Советский Союз и его экономика могли бы ещё удерживаться на плаву в течение какого-то времени, и, возможно, даже укрепили бы свои позиции, что в теории могло предотвратить распад. Среди этих критиков – Эллман, Конторович (1992) и Меньшиков (1990, 1992), к которым мы вернемся ниже.

Все эти ответы и им подобные представления в лучшем случае являются полуправдой, которая, как гласит старая поговорка, даже хуже, чем вообще ничего. Ни один из этих ответов не отражает реальное положение вещей в достаточной мере, поскольку они во многом, если не полностью, сосредоточены на идеологических причинах, связанных с “социализмом” и/или они связаны в первую очередь с «организационными» и политическими провалами внутри Советского Союза и Восточной Европы, а также либо не оказывают должного внимания, либо полностью игнорируют реальные экономические причины. Я утверждаю, что ответ на вопрос «что пошло не так?» гораздо больше лежит в материальной реальности нашей единой мировой экономики, чем в любом идеологическом дискурсе о «социализме» или даже политике в бывшем Советском Союзе и Восточной Европе.

Начнем с того, что эти регионы вступили в гонку конкурентного развития под «социалистическим» флагом с огромным историческим разрывом в своих стартовых позициях в мировой экономике. С точки зрения реалистического, деидеологизированного подхода к анализу мировой экономики, усилия Советского Союза и Восточной Европы были в большей степени направлены на сокращение разрыва, нежели на построение “социализма”.

Какое-то время казалось, что они преуспевают, но потом они потерпели неудачу. Однако, ответственность за отсталость Востока несет не столько ныне повсеместно осуждаемый и отвергаемый идеологический «социализм» или политическое «планирование», сколько исторически сложившиеся экономические различия и всё еще существующие отношения между двумя частями Европы в мировой экономике.

Исторические особенности мировой экономики

Разделение Европы на развитый “Запад” и менее развитый (или неразвитый) “Восток,” а так же на находящуюся между ними в географическом и экономическом отношении “Центральную Европу”, происходит, по крайней мере, с 16-го или 9-го века (Frank 1992 b,c). Е. Сюч (Szcs 1983:133) подметил, что “весьма резкая линия фактически разделила Европу на две части с точки зрения экономической и социальной структуры с 16-го века”. Примечательно, что разделительная линия проходила близко к реке Эльбе и “Железному Занавесу” на протяжении сорока лет после окончания Второй мировой войны, “Словно Сталин, Черчилль и Рузвельт тщательно изучили статус-кво эпохи Карла Великого в 1130-ю годовщину его смерти”.

Это явно устоявшееся структурное экономическое, а потому и культурно-политическое разделение Европы сохраняется и по сей день и наверняка сохранится еще какое-то время. Эта историческая и современная экономическая реальность кажется ироничной только в свете более общих политических и культурных интерпретаций разделения в Европе самой по себе, а также, с недавнего времени, чрезмерно оптимистичных устремлений многих её жителей. Ирония состоит в том, что многие из восточноевропейцев “Второго мира”, которые рассчитывают присоединиться к Западному “Первому миру” вместо этого окажутся на Юге “Третьего мира”.

Таким образом, исторически Восточная Европа, хотя и европейская в культурном отношении, никогда не была экономически развитой также, как Западная Европа. Поэтому у народов Восточной Европы сейчас мало исторических претензий на то, чтобы стать западными европейцами. Только часть восточной Германии, Богемия и Моравия в Чехословакии и в некотором смысле часть Венгрии, Словении и, возможно, часть Хорватии в составе Югославии в Центральной Европе, а также, возможно, прибалтийские республики исторически были похожи на Западную Европу.   Неудивительно, что эти страны стремились вырваться из положения отстающих путем «социалистического» развития. (Напомним, что сам Ленин определял суть «социализма» (на самом деле, коммунизма. Прим. перевод.) как «советская власть плюс электрификация всей страны», но затем сразу же отказался от первого). Какое-то время Восток преуспевал несмотря на все трудности, такие, как ограничение послевоенной помощи по плану Маршалла лишь для стран Западной Европы, которое продолжилось созданием Координационного комитета по экспортному контролю и другими эмбарго в отношении Востока. Страны Восточной Европы продемонстрировали значительный рост производства электроэнергии, угля, стали и нефти.

Затем, в 1957 году, Советский Союз первым запустил спутник и настолько обогнал Соединенные Штаты в «производстве» инженеров, что серьезно напугал американцев. Мало кто считал Хрущева пустым хвастуном, когда несколько лет спустя он заявил “Мы вас похороним” в контексте гонки конкурентного развития в мировой экономике. Маленькая Восточная Германия заняла место девятой индустриальной державы мира. По различным экономическим показателям типа производства стали, энергии, и т.п. а также развитию человеческого капитала или социальному обеспечению (здравоохранение и образование) несколько стран Восточной Европы сократили разрыв, а в некоторых случаях даже обогнали страны Западной, не говоря уже о Южной Европе, в 1950-е и 1960-е годы (Hofbauer and Komlosy, 1992). В 1970-е годы Советский Союз и Восточная Европа все еще держали свои позиции и поддерживали недавно сузившийся разрыв в этой мировой экономической конкуренции. Однако Восточная Европа сделала это за счет роста внешнего долга Западу, когда относительно низкие темпы роста западной экономики подпитывали кредитование стран Восточной Европы, а также позволяли этим странам занимать у стран развитых. Советский Союз добился своего рода паритета в гонке вооружений и значительных успехов в космосе. Однако в 1980-х годах Советский Союз и Восточная Европа проиграли технологическую гонку и их поезд ушёл.

Таким образом, когда всё всплыло на поверхность, стало ясно, что на протяжении семидесяти лет в СССР и сорока лет в Восточной Европе политика и идеология “социалистического развития”, буквально не говоря уже о “развитии социализма” кажется, не привела к существенной и однозначной смене экономического положения этого региона, ни между друг другом, ни в отношении Западной Европы. При этом за весь послевоенный период в целом разрыв между Востоком и Западом и положение между странами Востока изменилось мало.

Несомненно, существует вопрос о том, насколько сильно изменилась классовая структура этих стран за последние сорок лет. Если и произошло какое-либо изменение положения или классовой структуры, то в основном это был упадок Богемии, Моравии, Венгрии, Словении и, вероятно, стран Прибалтики в Центральной и “Социалистической” Европе в сопоставлении с развитием некоторых регионов Испании, Италии и Греции в “капиталистической” Южной Европе. Несомненно, индустриализация преобразовала классовую структуру по всей Европе, но не в большей (а может и в меньшей) степени в Восточной Европе, по сравнению с Европой Западной и Южной. Следовательно, только вышеупомянутые страны Центральной Европы теперь имеют реальный шанс восстановить свои исторические позиции в регионе с учетом конкуренции с Южной Европой. Общественное мнение в Южной Европе уже хорошо осведомлено об этой угрозе, тогда как в Центральной и Восточной Европе оно, похоже, даже не осознает проблему (Hofbauer and Komlosy 1991, 1992).

Переход из “Второго мира” в “Первый” или в “Третий”?

Теперь те политические и идеологические перемены в Восточной Европе, посредством которых населяющие её люди стремятся присоединиться к “Первому миру” Западной Европы, вместо этого подвергают Восточную Европу опасности войти в список стран третьего мира в экономическом отношении, подобно тому, как это было раньше. Польша уже была “латиноамериканизирована”. Некогда зависимая от экспорта сельского хозяйства (и временно, от экспорта нефти) экономика Румынии была бы довольна и даже счастлива восстановить свои позиции сейчас, когда ей приходится конкурировать с Болгарией, которая развивала экспорт своего сельского хозяйства во времена “социалистического” режима.

Та же проблема тем более характерна для Советского Союза. Лишь некоторые регионы России и Украины были вестернизированы Петром Великим, а также прошли индустриализацию при нём, Витте и Сталине. Но экономика большей части бывшего Советского Союза в лучшем случае находится на уровне стран третьего мира, вроде Бразилии, Индии и Китая, у которых также есть промышленные мощности, особенно в сфере военной техники. Регионы Закавказья и Центральной Азии будут даже не “латиноамериканизированы”, а, скорее, “африканизированы” в экономическом отношении или, не приведи Господь, политически “ливанизированы”, как бывшая Югославия. Оттуда войны и “этнические чистки” могут распространиться и в других регионах Балканского полуострова, уже неся с собой горькое предвкушение обозримого будущего для многих народов.

Неполная карта войн и конфликтов на постсоветском пространстве. Не указана последняя война Армении и Азербайджана.

Многие из этих регионов сегодня сталкиваются с перспективой маргинализации в рамках (признанного эксплуататорским) международного разделения труда, подобно Африке. Их природные ресурсы выжаты как лимон в пользу промышленного развития стран Севера, и теперь эти территории и проживающие там люди могут быть предоставлены сами себе. Президент Борис Ельцин представлял эту позицию среди россиян.

С другой стороны, народы южных регионов, которые знакомы с эксплуатацией не понаслышке, теперь требуют к себе иного отношения. Также обстоит дело с обращением к “традиционной” этнической и национальной самобытности (или обретением оной), а также межэтническим распрям в ответ на растущие экономические лишения, например на 30-ти процентную безработицу в Центральной Азии ещё в советские времена. Однако, теперешняя политическая “независимость”и межэтнические конфликты в Центральной Азии и Центральной Африке не принесут им особых экономических выгод в будущем. Напротив, политически мотивированное возведение этнических и других барьеров для экономического обмена и даже эксплуатации, грозит окончательно отправить эти регионы на свалку истории друг за другом. Революции 1989-го года в Восточной Европе и распад Советского Союза являлись не столько реакцией на предполагаемые различия в экономических и политических подходах “социалистического” Востока и “капиталистического” Запада, сколько следствием их участия в единой мировой экономической системе и её нынешнего кризиса. Эта мировая экономика и кризис показали важные сходства экономической политики на Востоке с политикой на Западе и особенно на юге в Латинской Америке, Африке и некоторых частях Азии.

Мировой экономический кризис стал причиной гибели “социалистической” экономики в гораздо большей степени, чем её “социалистическое планирование” и “командная экономика” которую сегодня в этом винит большинство. Как экономика стран Третьего мира, то есть Латинской Америки и Африки, так и экономика Второго мира, иными словами экономика Советского Союза и Восточной Европы была неспособна выдержать ускорившиеся темпы мировой экономической конкуренции в период кризиса. Как и все предыдущие, этот экономический кризис вынуждает всех без исключения перестраивать не только экономическую, но и политическую систему. Верно подмечено, что сложившаяся организация экономического управления и бюрократия сыграли важную роль в лишении экономики Восточной Европы и СССР той гибкости, которая была необходима для адаптации к мировому экономическому кризису, а также технологической революции и реструктуризации, которые данный кризис спровоцировал в других местах. Однако, экономика многих “рыночных” стран Третьего мира, а также индустриальные сектора развитых экономик, особенно в США, также потерпели крах. В то же время, японские корпорации и новые индустриальные страны Восточной Азии сделали ставку на активность государства для продвижения собственного технологического прогресса и рыночной адаптации.

Мировой экономический кризис и политика в Восточной Европе и Советском Союзе

Теперь мы можем вернуться к вопросу “Что пошло не так?”. Мы должны искать ответ на этот вопрос в структуре и развитии мировой экономики в целом и, в частности, в недавнем мировом экономическом кризисе и его нынешней пятой рецессии, а не только (или в большей степени) во “внутренней” структуре, политике, или “социалистической” идеологии СССР и Восточной Европы. Что касается Восточной Европы, 1970-е и 1980-е, а также 1990-е годы ясно показывают, что «социализм» в значительной степени не имел отношения к их краху. Политика стран Восточной Европы и её опыт почти не отличался от «капиталистических» латиноамериканских стран-должников, которые также потерпели крах. В 1970-е годы, страны Восточной Европы (и “социалистические” страны вообще) перешли от политики импортозамещающей индустриализации к политике “роста за счёт импорта”. Затем, они рассчитывали поддерживать собственный рост путём импорта западных технологий и капитала, за который они намеревались расплачиваться экспортом продукции обрабатывающей промышленности не только на Запад, но и на мировой рынок. Фактически, эта стратегия “роста за счёт импорта” путём экспорта продукции обрабатывающей промышленности в обмен на импорт технологий в новых индустриальных странах Восточной Европы была лишь версией стратегии “роста за счёт экспорта”, с поправкой на ограничение предложения. Это было связано с импортом технологий ради экспорта товаров обрабатывающей промышленности, и за этим последовало ограничение спроса из-за того “избытка”, который давала экономика новых индустриальных стран Латинской Америки и Восточной Азии. Более того, страны Восточной Европы налаживали экспорт в Советский Союз и друг для друга.

К сожалению для них (а также для проповедников идеологических моделей успеха), новые индустриальные страны Восточной Европы потерпели неудачу не меньше, чем страны Латинской Америки и несколько стран Юго-Восточной Азии в придачу. Бесспорно, у всех этих неудач были внутренние экономические причины, также как и внешние, связанные с мировой экономикой. Короче говоря, последнее было вызвано кризисом мировой экономики который позволил лишь немногочисленным везунчикам проникнуть на защищенные и застойные западные рынки, и на мировые рынки в целом.

Повсеместным “решением” стало накопление долгов. Более того, в 1970-х годах сокращение внутреннего инвестиционного спроса на Западе сделало экспорт, финансируемый за счет кредитов, на Юг и Восток еще более необходимым и желанным. И банки, наводненные инвестиционными деньгами, кредитовали и кредитовали. Долги накапливались в Южной Америке, равно как и в Восточной Европе, а также в некоторых южноазиатских странах, типа Филиппин и Индонезии. Эта долговая экономика процветала до тех пор, пока возобновившаяся рецессия 1979-1982 не превратила это “решение” в очередную проблему. Рецессия вынудила прикрыть или ограничить это казино на Юге и Востоке и заменить его уже созданием казино в США, в виде американский рулетки Рейганомики в 80-ые годы (Frank 1988b).

Тем, кто сегодня испытывает идеологическое утешение или даже раздражение от осознания краха “реального социализма” и “успеха” экспортоориентированной модели роста экономики следовало бы провести следующие сравнения с “реальным социализмом”: В 1970-х годах те же стратегии роста за счет экспорта/импорта были приняты правительствами под руководством коммунистической партии на Востоке (Польша, Румыния, Венгрия) и военными хунтами на Юге (Аргентина, Бразилия, Чили). Таким образом, ни различия в политической идеологии, ни различия в экономической “системе” не сделали реакцию экономической политики на мировой экономический кризис существенно отличающейся друг от друга. Те же экономические стратегии с опорой на внешний долг затем привели к долговым кризисам внутри кризиса. Примечательно, что они начались в Польше в 1981 году до ещё до Мексики и Аргентины 1982-го, с которых обычно ведут отсчёт начала кризиса.

Внешний долг Восточной Европы и Латинской Америки в 1980-е годы

Затем, в 80-ые годы та же политика обслуживания долга по модели МВФ была принята и реализована правительствами под руководством Коммунистической партии на Востоке (Польша, Венгрия, Румыния, Югославия) и военными хунтами, иными авторитарными правительствами и их демократическими преемниками на Юге (Аргентина, Бразилия, Мексика, Филиппины). Были некоторые разновидности обслуживания долга, но их сложно соотнести, не говоря уже о том, чтобы объяснить их с учетом политической окраски или идеологии режимов и их правительств: Наиболее выдающимся учеником МВФ был Николае Чаушеску, который сокращал госдолг вплоть до тех пор, пока не погас свет, сперва для его народа, а потом и для него самого. С другой стороны, в Перу, новоизбранный президент Алан Гарсия бросил вызов МВФ и объявил, что ограничит обслуживание долга не более чем 10 процентами экспортных поступлений. Вообще, это ограничение было даже ниже, чем до его избрания. Затем, уже при нём оно выросло до 10 и более процентов. Реальные доходы упали примерно наполовину, и писатель Варгас Льоса рассчитывал одержать победу на выборах, сместившись от левоцентристских, к радикально правым взглядам. Но к чему это всё было сказано? Альберто Фухимори выиграл президентскую гонку благодаря оппонированию экономической программе Льосы, но затем отказался от своей позиции и применил точно такую же политику, которая сегодня известна под названием “Fujishock.”

Коммунистический генерал Ярузельский и популистское руководство Сандинистов в Никарагуа применили на своих гражданах те же подходы “урегулирования” и “обусловленности¹ в духе МВФ. Они сделали это без давления МВФ, поскольку Польша не была его членом, а Никарагуа не имела к нему доступа. В Никарагуа был подход “condicionalidad sin fondo”, что означает “обусловленность без Фонда” который не позволяет им избавиться от этой Сизифовой политики. В Венгрии была наиболее либеральная экономика и политический режим в ОВД, какие только могли быть при коммунистической власти. Тем не менее, Венгрия трижды выплатила основную сумму долга в начале 1980-х годов и одновременно удвоила сумму все ещё причитавшихся выплат! Это больше чем в Польше, Бразилии и Мексике которые выплачивали основную сумму долга всего один или два раза, при этом увеличивая общую сумму задолженности не более чем в два раза. Как бы то ни было, правительство Солидарности которое сместило генерала Ярузельского и польскую компартию спустя какое-то время смогло получить выгоду от членства в МВФ и навязало своему населению ещё более серьезные экономические жертвы, чем его предшественники. Во время первых свободных выборов в Венгрии, все партии обещали следовать предписаниям МВФ после своего избрания.

“Особый” случай Советского Союза

Советская экономика была якобы более изолированной и независимой, в отличии от экономики стран Восточной Европы. Однако, советская экономика была также интегрирована в мировой рынок через экономику Восточной Европы, от которой она зависела в сфере промышленных товаров в той же степени, в какой была напрямую связана с мировой экономикой. Следовательно, даже в Советском Союзе организация его внутриэкономической политики не была единственной или даже главной причиной краха.

Чтобы проиллюстрировать то, где и почему допускают ошибки дискутирующие по данной теме люди, мы проанализируем аргумент одного писателя, который не любит просто игнорировать “внешние” причины в отличии от большинства, но при этом считает их влияние несущественным. Так, Фред Холлидей (1992) на вопрос “что пошло не так?” предлагает единственный ответ. Не “социализм” и даже не “капитализм”. Это был “Сингулярный коллапс”. Он в общем-то верно утверждает, что “невозможно выдать корректное объяснение в рамках одного фактора”. Однако, это не даёт оснований (в том числе и с его стороны) утверждать, что “внутренняя слабость системы (которая) сыграла главную роль” в сравнении с  “релевантностью международных факторов”. Среди этих относительно незначимых факторов, Холлидей особо выделяет технологическую конкуренцию и Афганистан, а затем безуспешно пытается разбить с помощью огромного количества соломенных чучел. С одной стороны, он признаёт, что “неспособность конкурировать на международном уровне на пике внутреннего кризиса в 1985-ом году привела к изменениям в СССР.” С другой стороны, он утверждает, что “этой международной конкуренции, насколько жесткой бы она ни была, недостаточно чтобы объяснить как, почему и когда рухнула коммунистическая система”.

Холлидей ошибочно заключает, что “не “рынок” в прямом смысле этого слова, который вмешивался в общество и экономику способствовал их упадку”. Почему нет? Холлидей верно отмечает, что рост цен на нефть позволял СССР получать сверхприбыль. Однако, он удобно игнорирует тот факт, что рост цены на нефть привел к значительному росту расходов для восточноевропейских стран импортеров нефти. Кроме того, возобновившееся падение цен на нефть и золото с 1981 года лишило Советский Союз столь необходимой иностранной валюты. Иностранная валюта добывалась путём экспорта нефти и золота, которые составляли более 90% валютных поступлений на том самом рынке, который, по мнению Холлидея, не вмешивался в советскую экономику или общество! Более того, как уже было отмечено, Советский Союз как и страны Восточной Европы следовали экспортоориентированной стратегии не меньше прочих, хоть и с меньшим успехом. Углубляющийся экономический кризис в Восточной Европе затронул и Советский Союз. Он был зависим от импорта основных промышленных товаров из стран Восточной Европы, которые производили их при помощи импортированных из Западной Европы технологий и которые они вынуждены были импортировать и дальше, но все реже могли себе это позволить. Исходя из этого, в результате экономического кризиса в Восточной Европе экономика СССР пострадала извне, а затем и изнутри уже напрямую, затронутая падением цен на нефть, золото и газ. Это лишало Советский Союз возможности приобретать иностранную валюту напрямую у Запада в обход Восточной Европы.

Структура внешней торговли Советского Союза

Затем Холлидей хотя и учитывает, но фактически снижает значимость гонки вооружений в целом и,в частности, “Звездных войн”. “Каким бы важным это ни было, есть причины считать главным фактором распада Советского Союза гонку вооружений”. Как же так? “Весьма значительные (советские) расходы на оборону в процентах от ВНП являются лишь очередным доказательством того, что сам ВНП был довольно низким…В абсолютных показателях США превосходили СССР по расходам. Следовательно, внимание должно быть сосредоточено на механизмах эффективности и распределения в гражданском секторе, либо на требованиях военного сектора в ВНП”. Судя по аргументам Холлидея, всё могло быть в точности наоборот: ВНП уже был низким, его темпы роста снижались, а затем и вовсе началась стагнация в 1980-ом году (Ellman and Kantorovich 1992). Следовательно, столь же уверенно можно сказать, что рост военных расходов при сокращении поступлений иностранной валюты негативно повлиял на механизмы эффективности и распределения или, как минимум, препятствовал их совершенствованию. В таком случае, вопреки мнению Холлидея, и «рынок», и «гонка вооружений» действительно оказывали существенное влияние на советскую экономику и общество.

По некоторым сведениям, вопреки Холидею, советские военные расходы уже в 1970-х превзошли американские

Тем не менее, следует отметить, что гонка вооружений «Второй холодной войны» тоже определялась рынком! Начнем с того, что Вторая холодная война была начата американским президентом Джимми Картером в середине 1979-го года за несколько месяцев до вторжения СССР в Афганистан. Она включала в себя соглашение НАТО об увеличении военных расходов на 3% в год после инфляции, “Двойное решение”  по размещению американских ракет Першинг 2 и крылатых ракет в Западной Европе, и разыгрывание “Китайской карты” против Советского Союза. Советское вторжение в Афганистан последовало в декабре 1979 года возможно из-за просчета советского руководства, что ему нечего больше терять. Оно ошибалось, поскольку политическая и военная реакция США привела к эскалации, которую не ожидали и сами Штаты (только недавно были опубликованы новые разоблачения массового финансирования и вмешательства ЦРУ). Почему? Неслучайно всё это началось в 1979 году, а именно: во время наступления очередной экономической рецессии. Она длилась до 1982 года, будучи самой продолжительной и тяжелой со времен Второй мировой войны, вплоть до нынешней, начавшейся в 1989-ом году. Во время любой послевоенной рецессии каждая администрация до и после Картера также наращивала военное присутствие и/или увеличивала расходы, как это в очередной раз сделал Буш в отношении Панамы и Ирака (Frank 1991b).

Рецессия 1979-го года и инфляция, вероятно, в большей степени, чем кризис с заложниками в Иране, повлияли на проигрыш Картера на выборах, что привело к избранию Рейгана. Он назвал Советский Союз “Империей зла” и начал проект “Звездные войны” с явной целью, задокументированной Шоном Джерваси, поставить Советский Союз на колени. Действительно, есть некоторая полуправда в заявлении его представителей о том, что он выиграл Холодную войну. Но Рейган не прибегал к данному идеологическому/ политическому/военному подходу до тех пор, пока не были введены другие составные части “Рейганомики”. Это было не более чем продолжение или расширение политики “монетаризма” и “экономики, ориентированной на предложение”, уже начатой Джимми Картером, когда он (а не Рейган) отказался от кейнсианства в 1977-ом году и назначил Пола Волкера главой Федеральной резервной системы во время рецессии 1979 года, чтобы тот руководил монетаристской политикой “Рейганомики” в 80-ые годы.

Издержки кризиса и рецессии 1979-82 гг. были переложены на спины тех, кто меньше всего мог позволить себе подобную нагрузку и защитить себя на Западе, особенно на Юге и на Востоке мировой экономической системы! Денежно-кредитная и фискальная политика, а также обслуживание долга было лишь инструментами, как указывал Десаи (1992). Впрочем, он не подчеркнул, что долговой кризис 1980/1981 годов, разразившийся в Польше в рамках рецессии 1979-82, лишил Юг и Восток возможности выступить в качестве заемщиков последней инстанции для поддержания спроса в экономике Запада. Требовалась альтернатива, и ее нашли в Соединенных Штатах, которые к 1986 году заменили все остальные страны в качестве крупнейшего должника в мире.

Инструментом оставалась та же денежно-кредитная и фискальная политика, однако теперь она называлась «рейганомикой» и осуществлялась посредством «Военного кейнсианства» или «Звездных войн». Возобновившееся повышение Рейганом военных расходов (которые присовокупились к картеровским) привело к знаменитому американскому «двойному дефициту» федерального бюджета и текущего счёта внешней торговли. Дефицитные расходы США были необходимы не только для поддержания американской экономики, но и для удержания на плаву всей западной экономики в 1980-е годы. Данный мировой экономический императив и неравное распределение затрат приносили выгоду некоторым странам Запада, включая Западную Европу, Японию и новые индустриальные страны Восточной Азии, которые зависели от американского рынка. Однако именно эта кредитно-денежная и фискальная политика подтолкнула Латинскую Америку, Африку, а также Советский Союз к экономической депрессии, которая была куда серьезнее, чем в 1930-е годы. Важное, но, как правило, не упоминаемое различие между Советским Союзом и США состоит в том, что у первого не было того, кто мог бы спасти его от банкротства,  в то время как вторые получали огромный капитал со стороны Западной Европы и Японии, а также непреднамеренно от Латинской Америки, которые покрывали дефицит внешней торговли и федерального бюджета, вызванный “Звездными войнами”.

Исходя из этого, Холлидей и многие другие не могли еще больше ошибаться, утверждая, что мировой рынок не вмешивался в советскую экономику и общественную жизнь. Вместо этого Холлидей, как и большинство, заявляет, что “основная причина краха” лежала в “идеологическом измерении… которое во многом было решающим”. “Основная причина краха… [состояла] в утрате самоуверенности… сперва среди руководства, а затем среди всего населения в целом”. Это предположительно привело к своенравной перемене взглядов Горбачева. Однако сам Горбачев неоднократно заявлял, что альтернативы перестройке не существует ввиду серьезных проблем, с которыми столкнулась советская экономика. Конечно, реформы были значительно усугублены давлением, исходящим от мировой экономики, частью которой был СССР. Так, на первых страницах первой главы своей книги “Перестройка” Горбачев объяснил ее “истоки”:

Перестройка – это не прихоть… Перестройка  – это назревшая необходимость… Страна начала терять темпы движения… В своем анализе ситуации в стране мы прежде всего столкнулись с торможением роста экономики… который фактически приблизил нас к экономической стагнации… Страна, прежде энергично догонявшая наиболее развитые страны мира, начала явно сдавать одну позицию за другой… в научно-техническом развитии, в производстве и освоении современной техники и технологии.

И Советский Союз, и особенно Восточная Европа начали с “орыночивания” промышленных и коммерческих государственных монополий, взамен придав им значительные черты власти частной монополии. Разумеется, в результате они подняли цены для потребителей и посредников, что означало инфляцию. В то же время инфляция подпитывалась (и продолжает до сих пор) растущим государственным дефицитом, который покрывается за счет все более быстрой работы печатных станков для покрытия этого дефицита.

О росте инфляции в СССР 1970-80 годов говорит взлет цен на продукты в рыночном секторе

Существенными причинами сложившейся ситуации были повышенные военные расходы в эпоху “Звездных войн”, а также траты, которые были обусловлены более высокими закупочными ценами и субсидиями в пользу государства и/или приватизированных компаний, которые завышали свои цены и/или терпели убытки. Результатом должен был стать коллапс системы снабжения и безудержная инфляция. Вместо того чтобы лучше служить потребителю, не говоря уже о трудящихся, либерализация до и после “революции” резко остановила экономику. С 1989 года и особенно с 1991 года распад СЭВ и долларизация торговли внутри и между Восточной Европой и бывшим Советским Союзом, разумеется, также нарушили баланс спроса и предложения и, следовательно, резко сократили производство и занятость.

Перевод восточноевропейской и постсоветской торговли с переводных рублей на твердые наличные доллары только обострил проблему их взаимной экономической зависимости. Среднесрочный экономический результат может состоять лишь в том, что краткосрочная внутренняя экономическая депрессия и безработица в каждой стране усугубляются международным упадком ее экспортных рынков в других частях региона и невозможностью их замены на Западе и Юге. Промышленность Восточной Германии, разумеется, потеряла свои экспортные рынки на Востоке сразу после того, как она перешла на сильную немецкую марку и стала принимать оплату только ею. Она особенно зависела от экспорта на Восток после того, как возможность экспорта на Запад была практически ликвидирована в результате обострения конкуренции и отставания технологий в 1980-х годах. Неудивительно, что зависимая от экспорта экономика Восточной Германии находится в депрессии.

Долларизация и регионализация среди республик бывшего СССР, Югославии и других стран распространяет данную проблему уже внутри этих “стран”. Опять же, новая идеология и политика также заменяют старую международную экономическую организацию, прежде чем она сама будет сменена другой. Исходя из этого, другой экономической иронией является тот факт, что после списания внешнего долга, лучшее, что мог бы предложить Запад Восточной Европе, это фонд конвертируемых валют для поддержания своей прежней международной торговой сети со странами Восточной Европы и с бывшим Советским Союзом до тех пор, пока в долгосрочной перспективе её не заменит более многосторонняя торговля Восток-Запад.

Тем не менее, подобная политика и принятые меры также были “ошибочной” реакцией на те экономические проблемы, над которыми Советский Союз и тем более Восточная Европа практически утратили контроль вплоть до революций и не имели его уже после них. Теперь они полностью зависят от мирового рынка и западных институтов, таких как Всемирный банк, МВФ, и «миссий», к примеру, Джеффри Сакса. То есть, политика была не так уж и важна. Особенно иронично, что государственная политика на Востоке не была определяющим фактором. Если какая-то политика и была таковой (на Востоке), то это была политика Запада! Это не было и не является результатом коммунистической идеологии, несмотря на “итоговые выводы” со стороны Чайрота, Десаи и даже Хобсбаума на этот счёт.

Однако краткосрочная экономическая ирония заключается в том, что переход от плана к рынку ускоряет экономический спад на Востоке, по крайней мере, потому, что этот переход происходит в самый неподходящий момент. Мировая экономика снова впадает в серьезную рецессию на Западе, что усугубляет трудности переходного периода на Востоке. Уже в 1990 году производство сократилось в среднем на 20%, что вызвало серьезную депрессию и галопирующую инфляцию на Востоке. В 1991-ом и 1992-ом годах ситуация усугубилась. Однако эта инфляция измеряется в национальных валютах, которые обесцениваются. Тем самым экономика этих стран всё больше зависит от долларов и немецкой марки. Следовательно, реальная рыночная стоимость их собственности и товаров страдает от классической и серьезной дефляции по отношению к мировым валютам, позволяя жителям Запада скупать собственность, землю и квалифицированную рабочую силу за бесценок. Соотношение цена/качество на Западе и Востоке из-за неадекватных обменных курсов создаёт широко распространенную коррупцию на “свободном” рынке и массовую контрабанду ценного сырья с Востока. Всё это лишает государства и их предприятия доступа к необходимой валюте, из чего следует порочный нисходящий спиральный поток, порождающий ещё большую девальвацию национальных валют Востока, пока их экономика не пойдет прахом окончательно. По иронии судьбы, доллар все больше ценится только на социалистическом или бывшем социалистическом Востоке и в развивающихся странах Юга, в то время как в других странах мирового рынка его курс падает.

Таким образом, политика ускоренной экономической интеграции и “орыночивания” Востока снова является скорее следствием, а не причиной; и если в дальнейшем это и стало таковой, то последствия вновь были противоположны предполагаемым результатам. Возможно более важен тот факт, что промышленно развитые страны не только Европы, но и другие все в большей степени способны переносить основную часть затрат, связанных с приспособлением к мировому экономическому кризису, на Восток “второго мира”, как они уже переносят на Юг “третьего мира”. В связи с этим “второй мир” становится “третьим”. Впрочем, здесь проявляется умышленная политика. Это особенно заметно на примере колонизации бывшей ГДР Западной Германией, которая напоминает саквояжников, прибывших в южные штаты после их поражения в американской гражданской войне. Запад систематически устраняет реальную и потенциальную конкуренцию с Востоком, принуждая даже экономически стабильные предприятия к финансовому банкротству и/или скупая их по искусственно заниженным стандартным ценам (Schneider 1990). Бесконечные миссии «экспертных консультаций» и политика МВФ, которые некогда подавляли экономику Юга и Востока в 80-ые годы, теперь ещё больше увеличили своё присутствие и только способствуют их банкротству. Они советуют «устанавливать правильные цены», увеличивая внутренние «рыночные» цены на все продукты, включая основные потребительские товары, до западного «мирового» уровня, но без учета уровня заработных плат и не считая цены этих товаров в долларах или марках!

К сожалению, ведомая идеологией приватизация не является лекарством от болезней Центральной/Восточной Европы, как и политика стабилизации и приватизации в Латинской Америке и других странах. Правильно будет сказать, что во время нынешней глобальной рецессии такая политика приватизации может только ещё более усугубить бедность населения. Нынешнее увлечение приватизацией столь же экономически иррационально и политически идеологизировано, как это было и с национализацией.

Конечные последствия всей этой политики Востока и Запада в лучшем случае сомнительны. В краткосрочной перспективе ускоренное включение Востока в мировой рынок приводит к двум иронически противоречивым результатам: с одной стороны, Восток по-прежнему не может эффективно конкурировать, тем более он потерял частичную защиту, которую предоставлял “социализм” для стран Восточной Европы и их жителей. С другой стороны, даже в этом случае, часть сельскохозяйственной, сырьевой и дешевой промышленной продукции воспринимается как угроза на Западе, особенно в контексте нынешней рецессии, поразившей Западную Европу.

После обвала 1990-х экономика Восточной Европы восстановилась и приблизилась к уровню Запада в большей степени, чем в 1950-70 годы, что ставит этот вывод под сомнение

В долгосрочной перспективе включение Восточной Европы и некоторых частей бывшего Советского Союза в европейскую экономическую зону или блок может помочь Западной Европе выдержать бурю мирового экономического кризиса, укрепив ее способность конкурировать с Восточной Азией (с Японией во главе) и с Новым светом, возглавляемым Штатами. Сама регионализация и возможное формирование блоков в мировой экономике являются следствием того же мирового экономического кризиса (Frank 1981, 1986, 1988 a, b). Говоря о многосторонности в ГАТТ и в других подобных организациях, де-факто экономические тенденции и де-юре политико-экономические подходы способствовали регионализации мировой экономики в результате обострения конкуренции как во время текущего, так и во время предыдущего кризиса. ЕЭС и его политика в отношении регионального рынка после 1992 года – лишь его наиболее узаконенное выражение. Западная Европа может потерять часть американского рынка, от которого она так зависит. Европа также столкнется с растущей конкуренцией на мировом рынке со стороны Японии и, при обесценивании доллара, со стороны самих США.

Таким образом, Западной Европе все сильнее будут нужны рынки Восточной Европы и бывшего Советского Союза, а также, возможно, рынки Ближнего Востока и Африки. В своей книге “Европейский вызов” (Frank 1983/84) я уже утверждал, что, несмотря на любые предполагаемые идеологические препятствия, ЕЭС может и должно быть расширено, чтобы де-факто включить в себя Восточную Европу, даже если последняя будет и дальше зависеть от Западной Европы. Этот процесс сейчас идет полным ходом, и устранение идеологических препятствий на его пути является скорее его следствием, нежели причиной. В этой связи полезно помнить, как уже отмечалось, что экономическая колонизация Восточной Европы ее западными соседями имеет многовековую историю.

Оригинал: Andre Gunder Frank, “What Went Wrong in the “Socialist” East?”

Перевод: Федор Яковлев, серый кардинал “Кемеровского марксистского кружка”, независимый исследователь, плейбой и просто хороший человек. Иллюстрации подобрал и частично изготовил Сергей Ларионов